Меф встал и, продолжая прятаться за деревом, проверил, легко ли вынимается меч. В рукаве на всякий случай припас заговоренный кинжал. Улита серьезно наблюдала за его приготовлениями.
– Готов? – спросила она сурово.
– Да. Какой пароль?
– Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу, – произнесла Улита с непроницаемым лицом.
– Ты что, издеваешься?
– Увы, нет. Пароли выдумываю не я.
– А кто?
– Неважно. Повторяй!
– Четыре слямзика зашпыняли имбицилтессу!
– Какие «четыре»? Чунтыре! И не слямзики, а слюмзики! Смотри не перепутай, а то решат, что ты подосланный казачок! – поправила Улита.
Меф быстро взглянул на Дафну, точно прощаясь с ней, и, опустившись на землю, беззвучно пополз к ограде. У ограды он присел на корточки и стал отряхивать с груди землю, пока не вспомнил, что в личине мертвяка этот штрих лишь добавит ему достоверности.
– Пора! – сказал Меф.
Не позволяя себе раскачиваться, Буслаев одним прыжком перемахнул через забор, оказавшись от ведьмака даже ближе, чем сам того ожидал. Вислоносый ведьмак от неожиданности отступил на шаг, загораживаясь кошкой и выставив вперед мачете.
– Чур меня! Чур! – забормотал он тревожно. – Кошка, спроси у мертвяка: зачем он вылез из могилы?
«Опытный! К мертвяку напрямую не обращается!» – подумал Меф и, готовый при первом же подозрительном движении метнуть кинжал, отчетливо произнес:
– Чунтыре слюмзика зашпыняли имбицилтессу!
Глазки ведьмака округлились. Он взглянул на Мефа из-под кустистых бровей с крайним недоумением. «Хорошо притворяется! Профессионал!» – оценил Мефодий.
Ведьмак продолжал осторожно пятиться, держа наготове мачете. Меф истинным зрением всмотрелся в мачете ведьмака, проверяя, не артефакт ли это. Мачете был самый обычный, даже, пожалуй, тупой. Никаких подозрительных свечений, никакой режущей ауры – просто большой нож.
– Чунтыре сля... тьфу... слюмзика зашпыняли имбицилтессу, – старательно выговорил Меф.
Недоумение на лице ведьмака усилилось. Его нос провис почти до подбородка.
– Че-е-его-о, какую имбицилтессу?.. Кошка, спроси у мертвяка: чего он хочет?
Меф еще раз повторил. На этот раз почти безнадежно. Бело-желтые патлы ведьмака задымили от гнева. Он ломанулся в избушку, отбросив по дороге мачете, малополезный в серьезной битве с мертвяками. Когда он вернулся, в одной руке у него был осиновый кол, в другой он продолжал держать за хвост дохлую кошку.
– Кошка, передай гаду: порешу всех попало, никого не имея в виду лично! – бессвязно орал ведьмак.
Он споткнулся, уронил кол и, всхлипнув от гнева, швырнул в Мефа кошкой, предварительно раскрутив ее за хвост. Пролетевшая по дуге кошка обдала Буслаева сладковатой вонью.
Меф еще раз взглянул на кошку, на воющего ведьмака, на горевший во дворе костерок, над которым висел котел, на покосившуюся избушку, где совершенно точно не было никакой засады, и, все внезапно поняв, с воплем бросился к Улите.
Ведьма каталась от хохота так, что помяла весь кустарник.
– Как успехи, слюмзик? Зашпынял имбицилтессу? – поинтересовалась она, едва выговаривая слова.
Меф кинулся душить ее. Ведьма не сопротивлялась.
– Ну-ну, не увлекайся! У взрослых толстеньких тетенек тоже должны быть свои развлечения!.. Кто же так душит? Скрести руки и дави вниз, а еще лучше сбегай за подушкой! Возьми напрокат у Отелло. Дешево и сердито! – посоветовала она.
Все это было так нелепо, что Меф отпустил ее. Какой-то новый звук заставил его обернуться. Рядом, закрыв лицо руками, почти беззвучно, с прорывающимися повизгиваниями, смеялась Дафна. Меф посмотрел на Дафну, на Улиту и тоже стал хохотать.
Первой успокоилась ведьма. Или, точнее, ее успокоили. Неожиданно Улита поморщилась, как от сильной зубной боли, и ткнула пальцем в низкое одноэтажное здание, вросшее в землю. «Вампирня „Прокушенная артерия“, – значилось над входом.
– Арей там! – заявила она.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что он нас зовет! И даже очень громко! – сказала Улита, касаясь указательным пальцем своего лба. – Терпи, бабулька с клюкой, твои внучки уже идут!.. Ой, не надо топтаться у меня в мозгах! Уже и пошутить нельзя!
У входа в заведение Мефодий остановился, разглядывая бумажку, выведенную на обычном струйном принтере. Вот только струи, по ходу дела, были совсем не чернильные.
«Осторожно! Рож-контроль осуществляется непосредственно дверью. Мертвякам вход только в дневное время. Вампиры, оборотни и др. – круглосуточно. Физические разложенцы не допускаются».
– Ясен пень, что не допускаются! Никакой справедливости. Зато моральные и нравственные разложенцы небось могут шастать стадами и толпами! Никто им слова не скажет! – заявила Улита, решительно толкая заговоренную дверь.
Шагая следом за ней, Меф засомневался, пустит ли его дверь и не сочтет ли разложенцем, однако проблем не возникло. То ли надпись имела запугивающий характер, то ли магия двери сумела проникнуть под личину и опознать настоящего Мефа под маскирующей оболочкой.
В вампирне было шумно. Никто не обратил на вошедших внимания. Лишь два-три завсегдатая скользнули по ним равнодушным взглядом. Арей скромно примостился в дальнем углу, лицом к двери.
– А, вот и вы! А дольше тащиться нельзя было? На конкурсе скороходов вас застрелили бы еще на старте, – сказал он, не называя никого по имени.
– Мы изучали быт имбицилтесс! – не моргнув глазом, сказала Улита.
Арей хмыкнул. Настроен он был вполне благодушно.
– Ну хорошо, об этом позже... А пока проверка наблюдательности. Меф, кто тут опасен тебе как бойцу? Действительно опасен?