Лед и пламя Тартара - Страница 36

Аня кивнула.

– Ясно. То есть никакой изнанки мира, никакой внутренней стороны подкладки, за которой жизнь прячет портняжные швы и фанерные, подбитые брусом, части декораций, вы не видите? – спросила она без удивления.

Эдя осторожно кивнул. Он опасался девушек, которые говорят сложными предложениями. Аня протянула руку и сняла с него очки.

– Значит, дело не в очках. Дело в том гвозде, о который я укололась. Или не знаю уж, что это было, – сказала она.

– О каком гвозде? – не понял Эдя.

– Это длинная история. За неделю до Нового года меня сбил велосипед.

– Велосипед? Зимой? Издеваешься?

– Серьезно. Какому-то не в ту сторону выросшему мальчику взбрело в голову полихачить на гололеде. Мои очки слетели и провалились сквозь решетку. Знаешь решетки в асфальте для стока воды?

– И ты, конечно, стала доставать? – спросил Эдя.

– Попыталась. Я заглянула внутрь, но ничего не увидела. Только то, что там неглубоко. Я кое-как просунула кисть – сбоку асфальт был выщерблен, а так бы рука не пролезла – и стала шарить. Ну и гадость же! Раскисшие листья, мусор. Но очки я все-таки нашла. А когда уже вытаскивала руку, в нее что-то впиявилось.

– Гвоздь?

– Или что-то еще. Может, стекло или проволока? Я вообще не поняла, откуда что взялось. Было дико больно. Я ощутила холод и сразу жар.

Аня протянула Эде руку, и он разглядел на тыльной части ладони шрам сантиметра в три.

– Долго зарастал? – спросил он сочувственно.

Аня вскинула глаза и сразу их опустила.

– Нет. Почти мгновенно. Минут за десять зарос – так вообще не бывает. Повезло.

Она нервно засмеялась, поняв, что сказала: «Повезло».

– В общем с тех пор все и началось. Всякий раз как я надеваю эти очки, мне мерещится всякая чушь. Я вижу цвета, вижу мысли, знаю истинные желания каждого человека... Ужасно! – тихо сказала Аня.

– В самом деле? Ну и какое у меня сейчас желание? – усомнился Эдя.

Аня надела очки и посмотрела на него.

– Мне что, вслух сказать? Или можно сразу начинать кусаться? – спросила она спокойно.

Хаврон смутился.

– Ну не такое уж оно и истинное... Так, сиюминутное, – буркнул он, все еще уверенный, что слова девушки блеф.

Аня усмехнулась.

– Значит, не веришь. Есть один способ, чтобы и ты увидел. Хочешь рискнуть? – предложила она.

– Ну если это не очень больно.

– Это больно. Но не очень, – сказала Аня.

Прежде, чем Хаврон успел спросить, что именно она собирается сделать, Аня быстро взяла его руку и запустила в нее ногти. Не очень глубоко, но все же появились царапины и выступила кровь.

– С ума сошла?

– Молчи. Взгляни на водителя еще раз и ты увидишь то, что вижу я!.. И не дергай руку, контакт нельзя разрывать! – приказала Аня.

Она смотрела не на Эдю, а вперед. В выпуклых стеклах очков скользили желтые огни фонарей.

Хаврон послушался и посмотрел. Водительское кресло исчезло. Сидевший перед ним бомбила казался сотканным из сияния. Зелено-фиолетовое внутри, снаружи оно постепенно размывалось, выбрасывая тонкий световой луч в районе темени. Различался алый пульсирующий круг сердца. Эдя всмотрелся и правее сердца, в нескольких сантиметрах над солнечным сплетением, различил золотистую точку.

Хаврон ощутил сухость во рту. Эде вспомнилось, что в школе у него был приятель, назойливо мечтавший об очках шпиона, позволяющих видеть сквозь предметы. Парень на этом буквально зациклился. С пеной у рта спорил с теми, кто говорил, что таких очков не существует. Его даже побаивались: а ну как бросится? Однако эти стеклышки были куда серьезнее пресловутых очков разведчика. Они всего человека превращали в палитру красок. Хаврон выдернул у Ани свою руку. Странное наваждение исчезло.

– Видел? – спросила Аня.

– Что это? Приборы ночного видения для снайперов легли в основу массовой коллекции? – спросил Эдя хрипло.

– Сама не знаю. Но я безумно устала. Ты видел это одну секунду и испугался, а я вижу почти постоянно.

Неожиданно Аня всхлипнула и прижалась к его плечу лбом. Эдя, не привыкший к женским слезам, ощутил себя большим псом, хозяйка которого странным образом завыла. Ему захотелось подвывать и вертеться на месте.

– Я, конечно, понимаю, что очки эти странноватые, даже очень, но с моста-то зачем бросаться? – спросил он растерянно.

Аня закрыла глаза. Ее пальцы сомкнулись на бицепсе Эди, и Хаврон тотчас по пижонской мужской привычке неосознанно напряг мышцы.

– Это невозможно. Я почти не могу спать. Постоянно слышу голоса. Ты вот сейчас посмотрел на этого водилу, и всю ночь будешь видеть его сны, и знать все, о чем он думает, и все дурное, что он когда-либо сделал, начиная едва ли не с пяти лет... А теперь представь, что творится со мной. Очки у меня уже давно, и я видела сотни, тысячи людей. Едва я закрываю глаза, как слышу хор множества голосов. Кто-то плачет, кто-то смеется, кто-то в истерике, один даже уже умер, и я умирала вместе с ним... Я так больше не могу. Я чувствую, что схожу с ума. Или уже сошла.

Эдя задумался.

– Ты видишь все эти глюки только когда ты в очках? Так? А если их не носить? – спросил он.

– У меня зрение минус пять. Без очков я как летучая мышь.

– Так выбрось и купи другие. Иногда проще выбросить очки, чем прыгать с моста, – предположил Эдя.

Аня усмехнулась.

– Думаешь, я не пыталась? Все другие очки трескаются прежде, чем я успеваю коснуться оправой переносицы... А эти... Их невозможно потерять! Я и в маршрутке их специально забывала. И в кислоту бросала, и просила одного мужика в гаражах разварить их сваркой. И все равно они через час оказываются у меня в сумке!

– Тупик прям какой-то. Без очков ты не видишь совсем ничего, а в очках ты видишь слишком много. И избавиться от очков нельзя, – подвел черту Эдя.