– Этот проклятый автобус никуда не идет! Идиотизм какой-то! Я не удивлюсь, если водитель вылезет и оправится пить кефир. Ему-то что! Рабочий день все равно идет, – проворчал Хаврон.
– Просто мы попали в пробку. Можно подумать, ты первый день в Москве, – сказала Аня умиротворенно.
Ее голова доверчиво лежала у Эди на плече.
– Ты же сама говорила, что мы спешим. А теперь сидишь и не нервничаешь!
– Я никогда не нервничаю! Ну или стараюсь не нервничать.
– Почему?
– Повод нервничать есть всегда. А то и десяток сразу. Глупо надеяться, что когда-то наступит день, когда ни одного повода не будет. А раз так – зачем дергаться? – заявила Аня.
– А у меня наоборот. Если я в какой-то день хотя бы чуток не попсихую, значит, я уже умер, – сказал Хаврон.
Автобус, наконец, тронулся и пополз. Аня взглянула на номер дома. Нет, до того, что они увидели в хаосе линий, еще далеко. Аня задумчиво стала следить за пешеходами. Когда автобус стоял, пешеходы обгоняли его, когда трогался – автобус обгонял пешеходов. Какого-то высоченного, в броском красном свитере мужчину, шагавшего прямыми ногами, точно ножками циркуля, они обгоняли три или четыре раза. И соответственно те же три или четыре раза он обгонял их.
– И почему люди, встретившись, должны расставаться? Какая несправедливость! – сказала Аня.
– Ты это о каких людях, о близких? – непонимающе спросил Эдя.
Как реалист до мозга костей, он мыслил абстрактно лишь тогда, когда у него не было другого выхода.
– Нет, не о близких. Близкие-то как раз расстаются редко, а потом почти всегда встречаются. Я о других людях. Каждый день я вижу сотни людей: мужчин, женщин, стариков, детей. В транспорте, на улице, в магазине. Мы смотрим друг на друга, как чужие, иногда спрашиваем о пустяке, например: «Где тут ближайшее метро?», но чаще даже и не спрашиваем, а сразу расстаемся. Расстаемся равнодушно и не жалеем об этом. А ведь мы никогда больше не встретимся.
– Зачем же так пессимистично, может, и встретитесь, – утешающе сказал Хаврон.
Он не видел большого смысла встречаться с теми людьми, у кого он спросил, который час, даже если предположить, что они ответили ему вежливо, а не «что, на телефоне посмотреть лень?».
– С одним из ста, может, встретимся, и то не вспомним уже о предыдущей встрече. Город слишком большой. Ты улыбаешься? Думаешь, это сентиментальные бредни?
– Не-а, – сказал Эдя. – Не думаю. У меня вообще философия кота: поел-поспал, поел-поспал. И так ежедневно. Если навязчивая мысль и посещает меня в последние годы, то только вот какая. Жизнь – это игра, в которой каждый следующий уровень сложнее предыдущего. Едва ты приноровился, правила усложнились.
Взгляд Ани стал вдруг напряженным.
– Вот он, этот дом! – крикнула она и, вскочив, забарабанила в двери замершего в очередной раз автобуса.
Водитель неохотно открыл двери. Хаврон и Аня выскочили на дорогу, не доезжая остановки, и быстро пошли по газону. Перед ними был тот самый дом, который возник недавно в танце случайных линий.
– Вроде он, – согласился Эдя. – А теперь что, ищем тех типчиков, лица которых мы видели?
– Да.
– Веселенькая задачка. Тут несколько подъездов. Что дальше? Ходим по всем и трезвоним в двери?
Анина рука оставила ладонь Хаврона и нырнула в сумочку.
– Ты уверена? – спросил Эдя с беспокойством.
– Уверена, – сказала Аня и без колебаний надела очки.
Стекла остро блеснули. Хаврон увидел, как Аня поочередно оглядела все подъезды и направилась к одному. Двигалась она быстро, уверенно. По лестнице они поднимались пешком. Изнеженный лифтом Хаврон ворчал, что не нанимался портить новенькие ноги.
Наконец Аня остановилась у одной квартиры и кивком указала на нее Эде. Дверь выглядела заурядно. Никакого магического сияния, насколько мог видеть Эдя, от нее не исходило. И вообще ничего не исходило. Коврик лежал чуть наискось. На той же площадке стоял детский велосипед, видно, принадлежавший соседям.
– Интересно, что мы сейчас скажем? «Извините, граждане, но мы вас видели в волшебных очках и все про вас знаем. А ну признавайтесь, как вас зовут и что вы натворили?» – сказал Эдя.
Аня не улыбнулась. Хмыкнув, Эдя подошел к дверям и позвонил. Звонок пискляво откликнулся где-то в глубине квартиры. Долгое время ничего не происходило. Хаврон приложился ухом к двери.
– Да нет там никого. Все тихо! – заявил Эдя и позвонил еще раз.
– Есть. Я знаю, что есть, – уверенно сказала Аня.
Эдя собирался дать третий, завершающий звонок, как вдруг дверь рывком открылась. Хаврон, навалившийся на нее плечом, едва не упал. На пороге стояли двое подростков. Один – высокий, немного растерянный, был с мечом, другой, маленький и взъерошенный, как воробей, только что искупавшийся в луже, – с боевым топором. За их спинами, в глубине коридора маячила девица с очень подвижным, постоянно меняющимся лицом. Эдя торопливо отвернулся, интуитивно ощутив, что смотреть на него опасно.
– Что вам нужно? – покачивая топором, с вызовом, очень нагло, спросил взъерошенный.
– Вам же что-то нужно, да? – робко уточнил высокий.
Главная способность человека – способность увлекаться, заблуждаться и совершать ошибки. Когда она исчезает, значит, человек умер. Если же ее никогда не было – значит, он никогда и не жил.
«Книга Мрака»
Антигон сделал попытку симулировать смерть от негодования, когда Ирка, нацепив на копье опустевший дарх, сообщила, что собирается вернуть его Арею. Однако, видя, что Ирка все равно не изменит своего решения, кикимор падать в обморок раздумал.