Лед и пламя Тартара - Страница 73

Багров едва заметно усмехнулся. Некромаги всегда почему-то усмехаются, когда слышат слово «живые». Это у них профессиональное.

– Давайте я! – предложил он.

– Нет. Не ты. Я пойду первой, – решительно заявила Ирка и, не дожидаясь согласия, стала подниматься.

Мефодий проводил ее задумчивым взглядом. Он смутно ощущал, что его и Ирку связывает незримая пуповина. В спокойном лице валькирии он постоянно улавливал тоску и скрытое, светлое страдание. Так страдают те, кто уже привык к своей боли и не надеется когда-либо от нее освободиться. Шумно страдают только симулянты и клоуны. И те и другие в корыстных целях.

Валькирия-одиночка поднималась по лестнице. Как создание света, она четко видела выставленную Эссиорхом защиту и могла ее не опасаться. За ней следовали Багров с Антигоном и Гюльнара. Не рискуя связываться со светлой магией, они тщательно повторяли все движения Ирки. Даже джинша на время притормозила свои брюнетистые рассуждения на блондинистые темы. Магия хранителей – есть магия хранителей.

Поднявшись на поверхность, Ирка вдохнула полной грудью. Воздух здесь был другой, не сырой и не сдавленный, как в резиденции мрака. Солнце уже шло на закат, однако до горизонта ему было еще далеко. Летний вечер угасает долго.

– Я пойду к реке. Посмотрю, как там и что, – сказала Ирка.

На самом деле ей хотелось остаться одной.

– Я с тобой, – вызвался Багров.

– Нет. Не обижайся, но я пойду сама с собой, – проговорила Ирка.

– Тебя могут убить! – возразил Матвей.

– Тогда ты меня оживишь. Разве нет? – спросила Ирка с вызовом.

Багров спокойно пожал плечами.

– В теории да, могу. Но, видишь ли, живые люди и оживленные трупы – это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же, – вежливо пояснил он.

– Ты хочешь сказать, что оживленную валькирию ты будешь любить меньше? – спросила Ирка, дразня его.

– В оживленном виде ты не сможешь быть валькирией. Что до любви, то некромаги – люди странные. Легенды о принцессах, которые по двести лет раскачивались в стеклянных гробах, а затем оживали от поцелуя, возникли не на пустом месте, – с каким-то недобрым намеком отвечал Багров.

Ирке стало не по себе. Оставив Матвея, она спустилась с холма к берегу. Здесь она села на камень и стала смотреть на воду.

«Я убила Двуликого... сумела сохранить шлем и копье... Антигон вместо меня освободил эйдосы из дарха Арея, но все равно я никак не могу ощутить себя счастливой. Наверное, я вообще в принципе не могу быть счастливой. Тот отдел мозга, который отвечает за счастье, у меня заклепан ответственностью», – думала она, болтая в реке древком копья и слушая успокаивающий плеск воды.

Внезапно кто-то коснулся плеча Ирки. Она обернулась. За ее спиной, усмехаясь, стояла Филомена.

– И это ты называешь профессионализмом, одиночка? Я могла бы убить тебя семь раз! Куда там семь! Семьдесят семь! – заявила она.

– Я почему-то думала, что валькирии не нападают со спины. Поправь меня, если я ошибаюсь, – невинно сказала Ирка.

Филомена пожелтела от злости.

– Не умничай, одиночка! Тебя и так не особенно любят, – выпалила она.

– И ты считаешь своим долгом все время напоминать мне об этом? – уточнила Ирка.

– Повторяю тебе, одиночка: не нарывайся! Поверь, в реальном бою со мной у тебя нет шансов, – предупредила Филомена.

Ее глаза были прищурены. Взгляд резал как бритва. Ирка ощутила, что это не блеф.

– Ну так убей меня! Наверное, это будет самый простой выход, – предложила она без малейшего страха.

Почему-то эти простые слова смутили Филомену.

– Убить, говоришь? Хм... Прям-таки и убить? Ладно, я подумаю... А где твой спившийся гномик? – спросила она, отворачиваясь.

– Какой спившийся гномик? – не поняла Ирка.

– Ну как же! Антигон! Разве он не гном, нет? А почему у него уши волосатые?

Ирка не стала отвечать на откровенно глупый вопрос.

– Зачем ты пришла? – спросила она.

Филомена расхохоталась.

– Ты действительно не понимаешь: зачем? Думаешь, я просто спустилась к речке посмотреть на дохлых рыбок и разводы мазута? Посмотри-ка туда, солнце мое!

Филомена кивнула на заросли камыша, покрывавшего пространство между рекой и холмом.

– Там никого нет, – сказала Ирка неуверенно.

– Правильно. Пока никого, – небрежно согласилась Филомена. – Но опытная валькирия обязана видеть врага до того, как он появится. Когда враг появился – ты уже мертва. Заметил первым – остался жив. Заметил вторым – мертвец.

Филомена говорила, не отрывая прищуренных глаз от зарослей. Внезапно она отступила на полшага и, мгновенно материализовав в руке копье, метнула его. Если полет своего копья Ирка воспринимала как быструю золотую молнию, то полета копья Филомены она не увидела вообще. Мгновение назад оно было у нее в руке, и вдруг исчезло. Из зарослей послышался крик, полный ярости и боли. Филомена с досадой тряхнула почти тремя десятками своих косичек.

– Жив, собака! Промазала! – сказала она.

– Почему промазала? – не поняла Ирка.

– Проверено. Если день начнется криво – до вечера так никого и не убьешь.

– Я слышала, как ты попала.

– В том-то и дело, что ты слышала. Если бы я попала, куда хотела – все было бы тихо, – сдержанно пояснила валькирия испепеляющего копья.

Камыш зашуршал. Сразу в разных местах Ирка увидела вспышки.

– Их не меньше сотни... – прикинула Филомена. – Правда, девять из десяти наверняка боевые комиссионеры. Пушечное мясо, которое будет отвлекать нас, пока тебудут работать.

– А ты кого ранила?

– Я ранила стража, одиночка. Да только что толку? Ненавижу эту бессмертную тухлятину из преисподней. Чем больше ее убиваешь – тем больше ей это нравится.