Лед и пламя Тартара - Страница 55

На всякий случай он не прекращал веерную защиту, одновременно пытаясь перемещаться. Однако все движения стали для него сугубой абстракцией. Тела не существовало. Даже если бы его ранили, Буслаев едва ли ощутил бы это.

«Считаю до десяти и останавливаюсь. Потому что меня точно убили и рыпаться глупо», – сказал себе Меф, однако прежде, чем он произнес «четыре», огненный сполох прорезал мрак.

В сгустившейся тьме распустился сияющий огненный цветок. Меф ожидал, что вот-вот он погаснет, но бутон не погасал. Он то уменьшался до крошечной искры, то вновь выстреливал несколько коротких ослепительных вспышек. Цветок и ободрял, и утешал, и поддерживал, и давал силы бороться. Это был сгусток света и радости. Казалось, можно смотреть на цветок бесконечно, не желая ничего больше. Никогда прежде Меф так не желал света и так к нему не стремился. Это была нить, держась за которую, он выползал из затягивающей его зыбкой трясины мрака.

Вспышки становились чаще и одновременно бледнели. Пятна острого света расползались, заполняя пространство. Мало-помалу Буслаев обрел ощущение времени. Вот уже из мрака проступили стены ангара и его собственный, бестолково рассекающий пустоту меч. Меф с удивлением смотрел на кисть, которая, вращая клинок, уверенно пропарывала им воздух. Это было нелепо и даже немного граничило с идиотизмом, потому что на Мефодия больше никто не нападал.

Мефодий обернулся. Ни одного стража из Нижнего Тартара в ангаре не было. Рядом с Эссиорхом стояла уже знакомая ему валькирия-одиночка. На щеке у валькирии сразу под глазом был длинный порез. Скорее всего валькирию оцарапало осколком стекла. В руке у одиночки медленно погасало копье.

– Ирка... А, да... Здорово, что ты здесь, – сказал Меф, недоверчиво прислушиваясь к своему охрипшему голосу.

Валькирия испытала дикое раздражение. На лице у Мефа было буквально написано: «А, да... знал я одну такую. Но это, конечно, не ты. И вообще расплодилось этих Ирок. Скоро будет больше, чем Лен».

Мефа мало смутило Иркино раздражение. Он его даже не заметил. «Мужчины, как всегда, крайне наблюдательны. Чтобы они что-то сообразили, надо бросить в них стулом, а потом сказать милым голоском: «Здрасьте!» – подумала Ирка.

– Что это было? Я ничего не видел. Время исчезло. Я думал, у меня нет тела, – сказал Меф.

– Магия мрака... Примерно такая же, как на глубинах Нижнего Тартара. Если бы ты не закрыл глаза – тебе бы их выжгло. А вот открыть ты их поспешил, за то и поплатился, – пояснил Эссиорх.

Он выуживал из-под верстака Кареглазова, на румяном лице которого отражалось радостное недоумение. Скульптор послушно моргал глазками: уж он, должно быть, не спешил распахивать их без команды.

В трех шагах от Эссиорха томился Антигон, так и не определившийся, кого ему шарахнуть булавой. Багров, скрестив руки на груди, стоял у входа в ангар и следил за Мефом взглядом, полным холодного презрения. Меф хотел ответить ему таким же взглядом, но подумал, что зыркать глазками – это детский сад. Хочешь драться – дерись. Хочешь глазеть – покупай билет в музей. В будние дни школьникам бесплатно.

– Я тоже рад тебя видеть, родной! Если хочешь предложить мне что-то, кроме своих симпатичных глазок, я всегда готов! – сказал Мефодий Багрову.

Матвей двинулся было вперед, но Ирка его остановила.

– Нет, – сказала она. – Не сейчас! Уроды из Тартара могут вернуться.

– Значит, ты не смогла убить их, – сказал Меф. По правде говоря, его это не удивило.

– Нет. Но все же им потребуется время, чтобы залечить раны. Я их немного поцарапала... – осторожно сказала Ирка.

Антигон захихикал.

– Немного поцарапала! Ну мерзкая хозяйка и сказанет! Да через эти царапинки можно проложить рельсы и пускать детскую железную дорогу! – заявил он.

– Или всунуть лампочки и включать елочную гирлянду! – предложил Багров.

Ирка поморщилась. Оба были чудовищно остроумны. «С таким остроумием и анекдоты не нужны. Сам себе пальчик показал и смейся! Полное самообслуживание!» – подумала Ирка.

Неожиданно она услышала голос, без особого восторга процедивший:

– Валькирия! Хм... Радует, что хотя бы не блондинка!

Ирка оглянулась. За ее спиной над полом парила джинша. С ней рядом стояла Дафна. Обе появились в ангаре только что.

– У тебя пунктик на блондинках! Тебя конкретно клинит! – с досадой сказала Дафна.

– Это потому, что я радикальная брюнетка! Но ты не зацикливайся на этом, блонди! Не напрягай память! Блондинкам это противопоказано. Если слишком часто напрягать память, волосы могут потемнеть, – предупредила Гюльнара.

Опираясь о плечо Эссиорха, Кареглазов обвел взглядом ангар. Дафна, Меф, Эссиорх, Ирка, Багров, Антигон да еще и парящая над полом джинша, сквозь которую отличны видны были осколки мраморных фигур. На последнюю Кареглазов смотрел с заметным умилением. Даже попросил разрешения поцеловать ей руку, но, не преуспев, умилился еще больше.

– О, сколько гостей! Столько ко мне не являлось, даже когда первая жена уложила меня в психушку! Она позвонила и сказала, что я гоняю зеленых чертей, – сообщил он.

– А вы не гоняли? – усомнилась Гульнара, скользнув проницательным взглядом по всклокоченной бороде и красному, похожему на детскую пятку, подбородку скульптора.

Кареглазов справедливо вознегодовал.

– Обижаете: какие еще зеленые чертики? Это был всего лишь табун крошечных крылатых пегасов.

– Ка-а-к?

– Они пронеслись мимо с диким ржанием, один из них ударился о мой лоб и, прежде, чем я опомнился, утонул в тарелке с супом. С тех пор я бездарен. Ну прямо-таки абсолютно. Убийство пегасов – пусть и невольное – не остается безнаказанным. И суп я есть тоже не могу, кстати сказать.